— Как мне действовать, брат? — уточнил Эль’Джонсон.

— Любыми средствами, кроме выжигания Иллирии с орбиты. Я желаю навсегда забыть о Конраде и его злобе.

Император показал жестом, что аудиенция окончена, и вышел из зала, оставив Жиллимана и Льва наедине. Примархи смотрели друг на друга в гробовом молчании. Робаут пытался найти на лице брата признаки радости, но Эль’Джонсон лишь хмурился с решительным видом. Наконец повелитель Ультрамаринов сел обратно в кресло.

— Что будешь делать теперь? — спросил он.

— Я зачищу Иллирию и без звездолетов, — ответил Лев.

Нутро выжженных дотла зданий Тиафона озаряли костры. На месте налоговых управлений, перевалочных складов и торговой площади теперь стояли временные лачуги. Многие жители покинули город, несмотря на метели, и отправились либо на юг, в предгорье, либо на восток, где через километр-другой после сторожевых застав Темных Ангелов начинались обширные лагеря беженцев.

Товия Пулл не собирался вот так просто уходить из Иллирии, оставлять ее этим предателям из Цивитас или проклятым головорезам-иномирцам. Он не сбежал даже после артобстрела. Лучше жить на развалинах Тиафона, чем унижаться, надеясь на сомнительные подачки в столице. К тому же здесь Товия помогал нескольким тысячам земляков, тоже не бросившим родину. Они метр за метром отстроят город, станут работать голыми руками, когда закончится топливо. Пуллу ничего не было нужно от мегаполиса Жиллимана.

Закрыв лицо полой накидки, Товия поднялся. Его место у огня тут же занял Еростий, только что вернувшийся из дозора. Из разбитого окна бывшего скриптория Пулл посмотрел на обломки станции, рухнувшей в Тиафоне. Там ярко сверкали дуговые резаки — пурга временно стихла, и ремонтные отряды, как могли, старались разобрать громадную конструкцию. Вынутые балки и феррокритовые опоры оттаскивали на санях, каждые из которые волочили несколько ребятишек.

Услышав далекий крик, Товия отвернулся от окна. Возглас приближался, его повторяли на каждом сторожевом посту. Устройства связи были бесполезны, поскольку Легионес Астартес глушили все частоты.

— Десантный корабль! — разобрал Пулл.

Люди вокруг костра вскочили на ноги. Закутанные в одежду не по размеру и рваные плащи, они выглядели не слишком презентабельно, но Товия ни на кого бы не променял своих товарищей.

Пулл повел их в смежную подсобку, где тиафонцы разобрали лазганы и автовинтовки, сложенные пирамидами возле стены. Вризант и Надора взяли пусковую установку с тремя бесценными ракетами, которые передали им солдаты из Иллират-Баты. Следуя за командиром, бойцы поднялись по лестницам в наблюдательный пункт на крыше — старую ремонтную будочку, укрепленную ящиками из-под сухпайков и мешками с камнями.

На фоне облаков был хорошо виден черный корабль, подлетавший с востока.

— Ангелы Льва, — пробормотал Еростий.

Товия промолчал, глядя, как «Громовой ястреб» зависает над площадью Терция. Услышав скрежет металла о металл, он обернулся и увидел, что Надора заряжает пусковую установку Вризанта.

— Нет, — прошептал Пулл. — Из нее вы едва поцарапаете корабль.

— Что же нам делать? — спросил Вазериан, крепко прижимая лазган к груди. Он смотрел на «Громового ястреба», будто на воплощение самой смерти.

— Ничего, — сказал всем Товия. — Эти псы не появлялись уже несколько дней. Надо залечь, не дать им повода остаться.

Десантный корабль снизился, выхлоп его двигателей испарил снег. В поле обзора Пулла находилась вся виа Оксидентис до развалин текстильного рынка. Там засело отделение Гальдерика, партизаны Салюмона расположились под арками главного путепровода. «Громовой ястреб», казалось, опускается точно между тремя выжидающими группами повстанцев.

Транспортник приземлился, окруженный завитками пара. Откинулась рампа, по которой спустился единственный воин в эбеново-черной силовой броне. Золотые украшения на ней блеснули в свете из пассажирского отсека.

В руке легионер держал топор с широким лезвием в форме песочных часов.

— Всего один? — усмехнулся Вризант, вскидывая установку на плечо.

Товий поднял руку:

— Постой…

Издали донеслись глухие хлопки, эхом раскатившиеся по долине. Заглянув в горизонтальную бойницу, Пулл увидел облачка дыма, поднимавшегося над позициями у входа в лощину. Через две секунды он услышал вой снижающихся ракет и бросился к лестнице.

Еще несколько бойцов успели выбраться с крыши и ринулись вслед за командиром, когда взорвался первый снаряд. Весь скрипторий пошатнулся, Товия скатился по металлическим ступенькам, сверху на него повалились Касторий и Вазериан.

Крыша исчезла во вспышке белого пламени, по лестнице на мятежников посыпались обломки. Пулл, не в силах отдышаться и сдвинуться с места, пытался столкнуть Вазериана.

Огонь наверху не погас, но приобрел бледно-голубой оттенок. Его язычки лизали края люка, ведущего на крышу. Товия заметил, как вязкая капля горящей жидкости упала на первую ступеньку. Как ни удивительно, по металлу целеустремленно поползли пылающие ручейки, над которыми курился лазурный дымок. Пламя все ближе подбиралось к иллирийцам.

— Фосфекс! — прорычал Пулл, кое-как поднявшись.

Здание снова тряхнуло — еще одна ракета врезалась в восточную стену под тиафонцами, пробила кирпичи и разбрызгала гибельный огонь внутри постройки. Ручейки пламени сверху побежали быстрее, Товия чувствовал на шее их жар, пытаясь вместе с товарищами добраться до следующего пролета.

Огонь уже подбирался снизу. Бурлящий фосфекс немыслимым образом прыгал по ступеням, словно подгоняемый осознанным желанием убивать. Касторий завопил и замахал руками: его шерстяная безрукавка загорелась, языки пламени опалили лицо.

Дыма не было, но фосфекс пожирал кислород, и Пулл уже задыхался. Он рухнул на колени, покатился по лестнице и сбил с ног Кастория. За считанные секунды огонь целиком охватил парня и, пока командир с ужасом наблюдал за происходящим, поглотил его одежду, кожу и плоть, оставив лишь обугленные кости. Сзади Товии завизжал и быстро затих Вазериан.

Воздух на лестнице выгорел, Пулл не мог даже вскрикнуть. Пытаясь вдохнуть в последний раз, он распахнул рот, но туда заскочил фосфекс и выжег иллирийца изнутри.

Повернувшись, Фарит Редлосс обратился к Данаю. Его заместитель координировал фосфексную атаку с главного пульта связи.

— Сообщи лорду-защитнику: умиротворение началось.

Избранный преемник Крыла Ужаса торжественно кивнул.

— Мы пришли, — нараспев произнес воин. — Мы — смерть.

Редлосс улыбнулся, поднимаясь по рампе. За его спиной Тиафон пожирало пламя.

Глава 22:

Час испытаний

Лютер потратил несколько часов, чтобы тщательно спланировать триумфальный пир, в том числе особую рассадку гостей. В последний раз ему требовалось проявить такое внимание к мелочам при подготовке к собственной свадьбе с Фионой.

Гроссмейстер не хотел вспоминать жену, только не сейчас. Всего через два года после венчания она умерла при первых родах, вместе с дочерью. Полгода спустя Лютер наткнулся в лесу на одичалого паренька. Что изменилось бы, если бы Лев вырос в семье с матерью и сестрой?

Варианты судьбы. Последнее время мысли о них не оставляли рыцаря.

Стоя на мосту в новое будущее, перекинутом через гибельную бездну, Лютер гораздо чаще думал о былом, чем за прошлые полвека.

Что, если бы он позволил сарошцам убить Эль’Джонсона?

Что, если бы он не уступил Льву пост гроссмейстера Ордена?

Что, если бы он не спас мальчика в лесу?

Сожаления? Нет. Лютер по-настоящему сожалел только о том, чего не сделал. Он не собирался сожалеть о том, что произойдет в ближайшие часы и дни. Сама Вселенная, вкупе с наивностью Корсвейна, предоставила ему возможность, за которую нужно было ухватиться.

Рыцарь загонял тревожные мысли вглубь, обращался к окружающим только с улыбкой или шуткой.